Дебютанты «Амфеста»: синоним счастья

Как правило, дебюты становятся наиболее личными и автобиографичными картинами в фильмографиях авторов, и довольно часто их сюжет сопряжен с темой взросления, это и логично: выпускники киношкол подводят своеобразную черту, рефлексируя над своим опытом и закрывая фильмом метафизическую дверь в прошлое. Премьера – как своего рода трамплин: в их карьерах и жизнях начинается новая точка отсчета. Так было с Софией Копполой и ее «Девственницами-самоубийцами», «Бутылочной ракетой» Уэса Андерсона, «Донни Дарко» Ричарда Келли, и даже «Американский пирог» был дебютом для братьев Вайц. Несмотря на то что дебют остается довольно размытой возрастной категорией – кто-то вроде Ксавье Долана снимает и в 20 лет, а кто-то приходит в режиссуру ближе к 50, – именно дебютантам точнее всего удается передать настроенческие веяния дня.

За рядом общих мест, присущих дебютантам любого поколения – вроде поиска зрелости, себя, места под луной, формирования и проявления собственной «самости» (идентичности), – в каждой новой поросли молодых кинематографистов складывается своя речевая манера изложения и отражается собственная современность.

В последние год-два общей интонацией дебютов стала деконструкция и желание отпочковаться во чтобы то ни стало от семьи, от города – малой родины, от страны – в целом отделиться от всего, от чего отделиться можно. Протагонисты (в дебюте довольно часто герой = режиссер) стремились к унификации и созданию собственного микрокосма внутри макро, где существует один независимый индивидуум, и сетовали на невозможность сепаратизма без разрушения семейных скреп. Наиболее радикальная концепция предложена в «Реинкарнации», семейственность по Ари Астеру приравнивается к злому року – это космос, напичканный черными дырами, из которого выхода нет, и в своей узости он бесконечен. Схожей патологической нетерпимостью к семье мучилась и героиня Майкла Пирса в «Звере», рикошетом ударившись в максимальную противоположность родного. Пол Дано в «Дикой жизни» молча стоял в стороне и с горечью наблюдал за распадом дома и невозможностью склеить разбитую вазу семейной реликвии обратно. Джордан Пил («Прочь») попытался сделать шаг к вхождению в новую фамилию, но стыковки не случилось: на чужой планете инопланетяне еще более сумасшедшие, чем на родных берегах. Но не только по ту сторону океана стремятся к одиночеству как догме самостоятельности, Дарья Жук в «Хрустале» и Александр Горчилин в «Кислоте» вызволяли своих героев из парадигмы нормальности, в которой те оказались заперты не по своей воле. В результате вся эта диаспора героев если буквально и не остается у разбитого корыта, то сама по себе эмоционально и морально разбита, отделившись, но не создав вокруг своей орбиты новой жизни. Всех их душит то самое одиночество, за которое шла война, неприкаянность и тотальная нелюбовь.

Наиболее гуманистически и лирически настроенной среди дебютантов сезона 2017-2018 была Грета Гервиг. Ее леди Берд, готовая на старте выпрыгнуть из машины матери на ходу, пройдя весь цикл от отрицания до принятия, пусть физически и отделилась, уехав за тысячу километров, но прямо перед титрами все равно робко дышит маме в трубку: «Я тебя люблю». Эту ностальгическую эстафету Гервиг переняла дебютантка Анна Люсия Аттанасио в «Микки и медведе». Как и леди Берд, ее героиня сколь индивидуальна, столь и универсальна. Девушка-выпускница живет вдвоем с отцом, который терзается посттравматическим синдромом после кампании в Ираке. Несмотря на то что с таким человеком жить под одной крышей попросту страшно, она всеми силами пытается семью сохранить и сделать их жизнь лучше. Не обуреваемая ураганом амбиций, она тихо мечтает осесть со своим парнем с соседнего двора где-то неподалеку и жить долго и счастливо, насколько это возможно. В результате девушка оказывается в обратной ситуации, где ее саму не принимает милая сердцу среда и душит ненужность месту, которое она считает домом. Не внутренний бунт, но поражение заставляет ее бежать подальше от нелюбви в поисках места, где она не будет страдать от одиночества среди родных людей.

Тот самый пресловутый хеппи-энд сегодня то ли атавизм, то ли и вовсе признак дурновкусия, и чаще финал если и не ведет к распаду исходной конфигурации, то лишь дает героям шанс на будущее, которое принято считывать как счастливое и благополучное, как происходит с Микки. Возможно, устарела сама концепция счастья, а может, режиссеры в последнее время чересчур увлеклись сублимацией своей травмы в творчестве. Так же как и Микки, дебютанты «Амфеста», кажется, наконец устали от психологических увечий и бесконечной центрифуги нелюбви, космического одиночества и ненужности. Стряхнув пыль с утомившего ярлыка, молодые кинематографисты всеми силами стремятся не к разрушению, но к созданию или хотя бы попыткам сколотить семью для своих героев, да хоть из воздуха и тишины.

Тайлер Нилсон и Майк Шварц ратуют за то, что все самые инаковые, особенные и отчужденные, взявшись за руки, могут стать чуточку лучше. И даже врожденное физиологическое заболевание вроде синдрома Дауна не сможет остановить человека на пути к счастью. «Арахисовый сокол» в стиле кантри поет о том, что счастье не конечный пункт маршрута, но сама дорога и ключ к восприятию жизни. Если уж физические особенности не помеха, могут ли другие местечковые странности вроде мира случайных нот, в котором живет Питер Люсиан в «Звуке тишины» Майкла Тибурски, остановить человека в желании не быть несчастным? Ведь тишина всего лишь мгновение между звуком, и для гармонии не обязательно жить в ней, но достаточно подобрать ноты, созвучные твоей мелодии, а для этого порой нужна одна лишь решимость.

Отсутствие этой самой решимости едва ли мучает мальчишек из «Отлива» Кевина МакМалина, за одно лето они вынуждены пройти через мясорубку прав и обязанностей, преступлений и наказаний, чтобы в итоге вернуться домой и сделать тот самый шаг во взрослую вселенную по-братски вместе, ощутив на своей шкуре, что нет никого роднее в целом мире.

Одновременно наиболее традиционно и парадоксально тема любви как градуса благополучия звучит в «Они ползут, ползут за тобой». Казалось бы, жанр ужаса и триллера во всей своей истории был по большому счету освобожден от пыльных томлений первой влюбленности или выкручивал трактовку отношений на свой лад, но тошнота от нелюбви и нерадости добралась и до него. Бриттани Поултон и Ден Медисон Севейдж не идеализируют романтическое чувство, но убирают налет свойственного времени снобизма к нему. Любовь в их интерпретации вещь такая же рациональная, привычная и нормальная, как лекарства, теплая одежда зимой, еда и вода.

Поодиночке каждый из фильмов-дебютов стреляет точечно, но, собравшись в один конгломерат (и за границами программы «Амфеста»: «Середина 90-х» Джона Хилла, «Бык» Энни Сильверстайн), режиссеры говорят о том, что в хеппи-эндах и желании любить и быть любимым нет ничего ни постыдного, ни архаичного, а кроме того, незаслуженного. И в целом это так же нормально, как и все прочие побочные эффекты XXI века, вроде тех самых травм, непонятости и осознания феминности и маскулинности в общем космосе. На которых, однако, стоит перестать зацикливаться, как и на своем безграничном в трактовках «я», а можно постараться выйти за рамки уникальности своей собственной планеты и поддаться силе притяжения: со спутником планете будет не так уж одиноко на своей орбите.

Едва ли герои дебютантов в 2019 году сойдут с самолета в Париж или поднимутся на балкон к любимой по пожарной лестнице, но каждому вне зависимости от особенностей, внешности, искалеченной психики, места рождения и места прописки под силу найти свой собственный синоним счастья и завершить свою личную эпоху нелюбви.