«Мертвец»: как Джим Джармуш разрушал вестерн и национальный миф, но не нашёл последователей

«Мертвец» имел сложную прокатную историю. Фильм был показан в Каннах в 1995 году, однако до кинотеатров добрался лишь в мае 1996-го. Джим Джармуш снял вестерн в десятилетие, когда жанр прощался с большим экраном. Впрочем, «Мертвец» — скорее деконструкция вестерна, попытка разрушить жанровые каноны, которая затронула и национальный миф.

Джонни Депп в роли Уильяма Блейка на кадре из фильма «Мертвец»

Падение вестерна началось до Джармуша

Вестерн — национальный американский жанр, который на протяжении всей своей истории не только изучал американский миф, но и создавал его. Режиссёры, опираясь на не всегда надёжные источники, рассказывали о покорении бескрайних прерий и всегда занимали одну из сторон конфликта.

Герои делились по простым принципам: свои и чужие, белые и небелые, прогрессивные и отсталые, рациональные и безрассудные, христиане и язычники. В вестернах, посвящённых борьбе людей одной расы, использовались самые примитивные визуальные образы: например, хорошие герои носили белые шляпы, плохие носили чёрные.

В шестидесятых изрядно устаревший жанр подвергся изменениям. Даже Джон Форд, гений вестернов, в «Осени шайеннов» (1964) попытался посмотреть на историю глазами коренных народов, сведя всё к конфликту племени и государства. А Сэм Пекинпа в «Дикой банде» (1969) выкручивал насилие на максимум, подчёркивая жестокость, на которой держатся вестерны.

Возможно, вестерну как жанру не хватало экспериментов, и к девяностым он начал сдавать позиции. Расизм, служивший базовым способом деления героев, стал неполиткорректным. Примат силы, преимущество прогресса, столкновение цивилизаций — всё это зритель мог найти и в боевиках без ковбоев и лошадей.

Джонни Депп в роли Уильяма Блейка на кадре из фильма «Мертвец»

Но отсталый, не вписывающийся в эпоху жанр всё же привлёк передового и модного режиссёра Джима Джармуша. В своих первых фильмах Джармуш уже прибегал к идее моральной пустоты американского потребителя, в «Мертвеце» он обращается к прошлому, чтобы найти в нём источники апатии. И вестерн дал идеальный сеттинг для размышления об американском мифе, но для этого Джармуш подрывает буквально каждый элемент, свойственный жанру.

Неправильные персонажи

«Мертвец» переворачивает с ног на голову классическое деление на хороших и плохих, в то же время вообще стирая эти категории. Если представить вестерн как сумму черт героев, то «Мертвец» показывает, как работает их случайное распределение.

Возможно, самый вопиющий пример — головорез Коул, который ест людей. Каннибализм, служащий в европейской (а следом и американской) культуре признаком дикарства и отсталости, достаётся белому мужчине с ружьём. Другие люди сплетничают о его прошлом: по слухам, он убил и съел своих родителей. Для вестерна семья важна примерно так же, как для Доминика Торетто, так что головорез Коул выглядит как чистейшее по меркам Запада зло, но он служит деньгам, которые этим же Западом воспринимаются как благо.

Особняком стоят обычные охотники, которые оказываются гомосексуалами. Они «неправильные» для 1876 года, они были бы неправильными и в вестерне, вышедшем в 1960-х. Добавить в вестерн геев — идея сама по себе интересная, но в контексте фильма она ещё и демонстрирует лицемерие американских завоевателей, неспособных соблюдать свои же протестантские правила.

Кадр из фильма Джима Джармуша «Мертвец»

Нарушает правила и Тэл, соблазняющая главного героя. Женщины в вестернах, как правило, лишены субъектности и выступают либо в роли вдохновительниц, либо как часть декора. Тэл в «Мертвеце» запускает череду убийств своей неверностью мужу, приглашая домой случайного мужчину. Её порочность подчёркивает общую безнравственность города.

В абсурдной реплике «никчёмный бледнолицый», обращённой к Уильяму, Никто рушит иерархию, свойственную вестернам. В ревизионизме Джона Форда такая реплика появиться не могла — герои в лучшем случае могли быть на равных. Но, как и все другие герои Джармуша, Никто не следует правилам вестерна.

Сложный человек вместо благородного дикаря

И до Джармуша режиссёры пытались рассказать историю, комплиментарную коренному населению, однако не могли написать нормального героя. Получался «благородный дикарь» из эпохи Просвещения; согласно Руссо, человек, живущий в первобытных условиях и без культуры, намного лучше и добродетельнее, чем европеец, испорченный цивилизацией. Сам Руссо с «дикарями» никогда не разговаривал, так что верил, что у них нет «культуры», однако на жизнь идеи это не повлияло. Более того, она слишком удобна для простой драматургии.

Например, «Джеронимо» (1993) показывает вождя племени, желающего спасти своих соплеменников. Он действительно хочет помочь людям, он смелый, даже героический, но совершенно пустой, а в сравнении с любым белым героем он глупый и схематичный. Философ Франц Фанон, рассуждавший о колониальной политике Франции, писал, что «чёрная душа — это артефакт, созданный белым человеком». Точно так же можно описать и «красную» душу, показанную режиссёрами с благими намерениями.

Гари Фармер в роли Никто на кадре из фильма «Мертвец»

Никто Джармуша — полная противоположность «благородному дикарю». Он вырос в племени, затем получил образование и даже пожил в Лондоне. Он знаком с западной цивилизацией лучше, чем его спутник-бухгалтер, — у него и больше личного опыта, и больше знаний о культуре. Никто не только знает, как выжить в лесу, но и цитирует стихи, которые Уильям сначала принимает за индейский фольклор. Если и искать дикаря в «Мертвеце», то им оказывается бухгалтер, не знакомый ни с какой культурой.

На протяжении всего фильма Никто и Уильям Блейк демонстрируют разный подход к жизни. Уильям плывёт по течению — он переезжает потому, что его позвали на работу, а как только изначальный план проваливается, он следует за первой же женщиной, приглашающей его в гости. По сути, он ничего не знает о мире, в котором живёт. Его внутренняя пустота удобна для сбора характеристик: он одновременно и неуклюжий бухгалтер, и желанный любовник, и безжалостный убийца, и поэт. Каждый видит в нём то, что хочет увидеть, а внутренняя пустота спокойно вбирает в себя чужие представления.

Никто — пример разборчивости и даже осознанности. Он хорошо знаком с западной цивилизацией, но берёт из неё лишь то, что ему кажется интересным — например, черпает вдохновение в поэзии, но не принимает образ жизни. Несмотря на то что племя изгнало его, Никто не собирается жить в городе. Его уход в лес — осознанный выбор. Он скорее Генри Дэвид Торо или дошедший до радикализма Эрнст Юнгер, чем обычный представитель индейского племени.

Сомнительность прогресса

Город Машин, воплощающий в себе прогресс, оказывается грязным и мерзким. Природа, которая могла бы противопоставляться ему, также не блещет красотой — она испорчена ближайшим городом. Прогресс вредит и работникам фабрики. Кажется, от него выигрывает лишь местный капиталист. Самому Уильяму прогресс никак не помогает. Железная дорога связывает разные части Америки, но ни в одной из них он не может найти работу.

Джонни Депп в роли Уильяма Блейка на кадре из фильма «Мертвец»

Вестерны всегда демонстрировали технологический прогресс как бесспорно положительный процесс. «Мертвец», симпатизирующий коренным народам, показывает обратную сторону: уничтожение природы оказывается частью (и одним из методов) геноцида местного племени. Уже в начале фильма демонстрируется отстрел животных, сопровождающийся статистикой: «В прошлом году было убито более миллиона бизонов». Охотники следуют логике, которую поддерживали военные тех лет. Например, генерал Шеридан говорил, что охотники на бизонов сделали больше для «решения проблем индейцев», чем армия, так что им нужно послать побольше пороха.

Ностальгия по другому прошлому

Вестерны трактуют прошлое как понятное время с логичными правилами и чёткими моральными ориентирами. Однако Джармуш смотрит на прошлое иначе. Если классический вестерн восхищается показанным временем, то «Мертвец» ностальгирует по временам, предшествующим жизни персонажей.

События «Мертвеца» разворачиваются во второй половине XIX века (скорее всего, в 1876 году). Однако герои Джармуша живут с ощущением, что их эпоха ужасна. Охотники за головами ностальгируют по прошлому, Никто читает стихи уже умершего поэта, а Уильям не может найти работу в мире технического прогресса. Природа, окружающая героев, успела испортиться, а город Машин показывает, что с ней будет в дальнейшем. Прогресс пришёл, но не улучшил мир. Наверняка и Никто, и головорезы, и показанное племя были бы рады жить на столетие раньше.

Кадр из фильма Джима Джармуша «Мертвец»

Вестерн для коренных американцев

Джим Джармуш взялся за сложную задачу — показать коренные народы, опираясь на историю, а не кинематографические штампы. Предшественники поступали иначе: например, Джон Форд неоднократно снимал представителей племени навахо в качестве апачей, команчей и шайеннов, не беспокоясь, что актёры говорят в кадре на своём языке. Можно представить, как на это смотрели жители резерваций — наверняка с тем же удивлением, что европейский зритель, которому показали бы героя-шведа, говорящего только на испанском.

В «Мертвеце» звучат языки четырёх народов, когда-то населявших территорию Калифорнии, также Джармуш попытался воспроизвести и материальную культуру этих племён. Неудивительно, что фильм стал популярен в резервациях. В шестидесятых подобная ситуация была невозможной, однако «Мертвец» как будто пробил эту стену. Как оказалось позже, пробил только для себя.

Гари Фармер в роли Никто на кадре из фильма «Мертвец»

Отсутствие влияния

Фильм Джармуша имел непростую прокатную судьбу и не понравился критикам. «Мертвеца» оценили лишь со временем. Несмотря на пришедшее признание, на вестерны «Мертвец» не повлиял. Американская культура, признавшая, что нельзя бесконечно демонизировать коренных американцев, двигалась в другую сторону: большие студии стали снимать меньше вестернов, причём акцентируя внимание на сюжетах, в которых нет коренных народов. Место злодеев окончательно заняли разбойники и капиталисты, а роли жертв примерили простые люди. 

Малое число оригинальных вестернов дополнялось ремейками, в которых коренные народы либо совсем не влияют на сюжет («Поезд на Юму», «Железная хватка»), либо не являются стороной конфликта («Великолепная семёрка»). Уже спустя время к вестернам присмотрится Квентин Тарантино, заменив индейцев на чернокожих. Вестерны, использующие коренные народы по старинке, выходят редко: например, «Последний сын» включал в сюжет коренных американцев в качестве предсказателей, но это скорее исключение из правил.

Джонни Депп в роли Уильяма Блейка на кадре из фильма «Мертвец»

Удивительным образом шаг, сделанный Джармушем в девяностых, остался последним. Сам режиссёр к этой теме так и не вернулся, а последователей не нашлось, несмотря на постоянные дискуссии о постколониализме в американском обществе. Однако отсутствие последователей и подражателей лишь подчёркивает уникальность «Мертвеца» — вероятно, последний великий вестерн оказался приговором для жанра.