Тонкое искусство пофигизма: рецензия на «Тайную жизнь» Терренса Малика

Австриец Франц Егерштеттер (Аугуст Диль) живет в живописной альпийской деревне Радегунд. Каждый день он благодарит Бога за мирную жизнь, играет с маленькими дочками и валяется в сене с женой, которая всегда понимает его без слов. Начинается Вторая мировая война — Франца мобилизуют и отправляют в учебную часть. Не понюхав пороха, он возвращается домой и твердо решает, что ни за что не вернется на фронт. Даже если придется расстаться с собственной жизнью.

Новый фильм главного поэта современного кинематографа легче всего охарактеризовать фразой «Малик снова в форме», которая как бы ставит клеймо на всём, что делал американец со времён «Древа жизни». Дескать, все его попытки найти новый киноязык — отойти от литературного нарратива, запечатлеть мимолетные чувства и настоящие эмоции, поймать на плёнку единство человека и природы, расширить возможности кино как медиума — привели к творческому тупику, а его новый фильм, сделанный по проверенным лекалам, все исправил. На самом деле это не так: зрителя ждёт тот же свободолюбивый Малик, просто зажатый в исторические рамки — от начала войны до казни Егерштеттера. Впрочем, выделяет «Тихую жизнь» из фильмографии американца фигура Бога — теперь герои Малика не ищут Творца: он будто сам спускается на землю и выбирает Франца.

Внутренний конфликт между лояльностью к христианским ценностям и желанием выжить рифмует «Тихую жизнь» с «Молчанием» Мартина Скорсезе — оба фильма показывают испытания героев в темное для их религии время. Если герой Гарфилда показательно наступает на гравюру, отрекаясь от Христа, и остаток жизни проводит, скрывая религиозные предпочтения, то Егерштеттер остаётся верным христианской морали до самой смерти: он будто единственный видит, что Третий рейх не выполняет спасительную миссию для нации, а становится агрессором, разделяя мир на карикатурное добро и зло. Не страшат его угрозы соседей, потенциальное изгойничество семьи, арест и возможная казнь: он, как и любой мученик в христианской истории, бескорыстно живет по заветам, не надеясь на чудо. Неудивительно, что в 2007 году австрийца причислили к лику блаженных.

Возможно, самой эмоциональной сценой фильма становится допрос героя: смирившемуся со своей участью Францу пытаются объяснить, что его одиночный протест ничего не изменит — война продолжится, умрет Франц, а вместе с ним миллионы людей. Однако совесть не позволяет ему отступить, потому что это голос Бога в теле человека — формальный протест против войны превращается в поучение обществу. Оттого сильнее звучат финальные строчки «Миддлмарча» Джорджа Элиота, вынесенные в эпилог фильма (новое название фильма взято оттуда же): «Благоденствие нашего мира зависит не только от исторических, но и от житейских деяний; и если ваши и мои дела обстоят не так скверно, как могли бы, мы во многом обязаны этим людям, которые жили рядом с нами, незаметно и честно, и покоятся в безвестных могилах».

Лавируя между кинопоэмой и экранизацией молитвы, Малик впервые за долгое время работает со стопроцентно своим материалом: закадровый голос, тактильность, увлеченность природой и стихиями помогают показать идеализированную жизнь Егерштеттера без излишней демонизации Третьего рейха. Он смещает акцент с очевидного мотива борьбы человека против общества, пускай и использует интересный, но противоречивый приём для его трансляции: английский — язык мира в фильме, на немецком говорят, проявляя любую агрессию. В «Тихой жизни» Малику важнее показать поэтичный союз человека и Бога, создать искренний трибьют Творцу без дуболомных библейских метафор и параллелей с притчами об Иове. Наконец, снять антивоенное кино без единого убийства и показать трансцендентность жизни человека, выбравшего осознанный пацифизм, а не слепое насилие.