У нее яйцо куриное в груди: рецензия на фильм «Девятая»

Мечталось, что «Девятая» — это наш ответ «Шерлоку Холмсу» Гая Ричи: фигурные драки аристократов в сюртуках по колено в грязи, дедукция и отвага. Мечталось, что «Девятая» как правопреемник, новый большой фильм прогрессивного продюсера Роднянского, унаследует все то, что было удачного в неоднозначном «Дуэлянте» — дышащий паром и копотью мир приукрашенного Петербурга неясной эпохи, – изъяв оттуда монотонный нарратив. Мечталось, наконец, что «Девятая» покажет пропащему российскому кинопрому светлый путь в арт-мейнстрим, в волшебный мир, где не обязательно снимать фильмы только лишь о военных и спортивных победах нации, чтобы рассчитывать на кассу, где допустимо художественное и авторское высказывание, и зрителю это нравится, он не боится и сам доверчиво, как олененок, идет на свет экрана.

Крупномасштабный проект Александра Роднянского, который обналичивает таким образом собственный статус публичного интеллектуала, наработанный на фильмах Андрея Звягинцева (он тем временем сбежал к другому продюсеру), наверное, и правда можно считать успешным согласно продюсерским чек-листам. Во-первых, удалось смачно сэкономить. Говоря языком чиновника из петербургской мэрии, «Девятая» повторно использует разработанную материально-техническую базу. Говоря проще — чтобы не придумывать другого места действия, не мастерить новые декорации и костюмы, берут все из «Дуэлянта». Во-вторых, режиссера удалось сменить с сумрачного Алексея Мизгирева на более податливого. «Девятая» — уже третья подряд спорная попытка каннского лауреата (впрочем, приз на главном фестивале мира он получил за раннюю короткометражку) Николая Хомерики снять кино жанровое и зрительское. Сначала постановщик сделал спорный, рыхлый, но местами все же стильный и уютный фильм «Ледокол», потом откровенно провальную, с какой стороны ни посмотри, глянцевитую офисно-планктонную драму «Селфи» по сценарию Сергея Минаева. В любом случае навряд ли такие фильмы, уже будто бы когда-то виденные и забытые, один в один похожие на десятки других, можно счесть удачными, и «Девятая» легко встает в ту же расстрельную шеренгу.

Конец XIX века, Петербург, серийные убийства в подчеркнуто мистических обстоятельствах: безвестных девушек потрошат, вынимают сердца, глаза и прочую требуху. У одной — яйцо куриное в груди, на нем намалевана звезда. Что у первых трех, мы, впрочем, не узнаем, потому что фильм отчего-то начинается сразу с четвертого криминального эпизода. За дело берется малоопытный следователь Ростов (и без того флегматичный Евгений Цыганов еще больше замыкается в себе, если на него приклеить усы), в помощники ему дают много о себе возомнившего Ганина (Дмитрий Лысенков). Из Британии в город прибывает (поэтому добрую треть фильма мы будем слушать реплики на английском, почему-то переведенные закадровым голосом из шизофренических документальных картин с РЕН-ТВ) оккультистка Оливия Рид (малоизвестная сериальная актриса Дэйзи Хэд) с темным прошлым. Ее сумасшедший муж пытался где-то в стереотипной южной стране (весь эпизод напоминает отечественный трэш-экшен «Скалолазка и Последний из седьмой колыбели») найти зловещую книгу, чтобы по рецепту из нее воскресить мертвую дочь, тельце которой замочено в ванночке, как грязное белье. Пока шарлатанка Рид зарабатывает при помощи массовых сеансов общения с духами предков, Ростов, следуя лучшим традициям пошлых криптологических детективов, соединяет места убийств на карте, и получается недорисованная красная звезда из ниток, протянутых через булавки. Пентаграмма, догадался Штирлиц.

Сочувствующие могли бы сказать, что раз по сюжету на дворе конец XIX века, то таким образом Хомерики намекает на грядущие революции. Мол, дух рабоче-крестьянской Красной армии, которая пресловутую пятиугольную звезду использовала как символ, веет на улицах еще аристократического, столичного на тот момент Петербурга. Тогда объясняется и всеобщая одержимость героев дешевыми оккультизмами: все живут в ожидании неизбежных исторических перемен и ищут хоть в хрустальном шаре, хоть в кофейной гуще причины душевной тревоги. Впрочем, чтобы доказать в суде присутствие такой сложной смысловой подоплеки, нам не хватит улик: персонажи настолько недалекие, что явно не подходят на роли барометров для замера духа времени. Да, мельком упоминаются злобные анархисты-террористы, на которых полиция ведет охоту, но о них по ходу действия говорится не больше, чем Сергей Собянин дает комментариев о «московском деле».

Символично, что Ростов, герой самого звездного артиста в фильме, Евгения Цыганова, оказывается вовсе не протагонистом, а персонажем в целом второплановым, остается для нас человеком непонятным. Разве что он однозначно зарекомендует себя как профнепригодного следователя, не способного к сыскной работе: многоходовочки — это не его, он немотивированно прям на расправу, любит подраться и еще, кажется, немного верит в пресловутую магию, что губительно для стража порядка, которому пристало бы быть бесстрастным и холодным. Ростов будто бы нехотя заводит скоротечный (потому что хронометража предательски не хватает ни на что вообще) малообоснованный роман с сомнамбуличной Оливией, но Цыганов играет это настолько через губу, что кажется, будто ему просто по должностной инструкции было положено влюбить в себя свидетельницу, и он, кряхтя, всего лишь исполняет приказ.

По итогу в центре повествования — внезапно местный доктор Холмс, харизматичный Ганин, хотя метавшиеся сценаристы, кажется, подразумевали, что герой вовсе не так уж симпатичен: карьерист, завистник, трус, зачем-то завуалированно признается, что мастурбирует, используя казенный бинокль, чтобы подглядывать за девицами в окна. Его играет Дмитрий Лысенков, любопытный, но в основном сериальный актер, который, кстати, снимался и в «Дуэлянте» тоже, даже в похожей роли. Можно еще и по этой причине, конечно, связать фильмы о готическом Петербурге в микрокиновселенную, но зачем, если после «Девятой» продолжений у данной «франшизы», смею заверить, никаких не предвидится.

Ганин — ненадежный рассказчик, в его интерпретации мы узнаем всю историю. Часть событий он якобы придумывает, часть приукрашивает, часть снабжает анимированными комикс-стрипами во весь экран. Казалось бы, подобное относительно смелое художественное решение должно скрасить нам унылый досуг. Но в целом выбранная стилистика не поражает новизной, а в эпоху, когда легкомысленный жанр кинокомикса так быстро мутирует в сторону классической драмы, когда «Джокер» становится фильмом года, позаимствованный у «Скотта Пилигрима» комиксный стиль — это уже вчерашка. Ненадежный же рассказчик оказывается парадоксально надежен: сюжетные преувеличения или преуменьшения в целом незаметны, фильм мог бы существовать и без его линии с якобы остроумным комментарием. Ганин рассказывает и о тех сценах, свидетелем которым он не был и быть не мог. Значит, вся эта конструкция со внешним повествователем весьма искусственна, ничем не оправданна и, возможно, даже добавлена в фильм постфактум, на стадии монтажа (существует конспирологическая теория, что Хомерики к этому моменту был от картины отлучен и прокатную версию делали продюсеры), чтобы подпереть сюжет, который разъезжался во все стороны, как стенки хлипкого деревенского сортира по весне.

Материальный мир вокруг героев тоже не очаровывает. Петербург, перепридуманный для «Дуэлянта», казался местом магическим, одновременно нашим Нью-Йорком или Чикаго. Теперь же Северная столица предстает в посконно-балабановском обличье: весь город, кроме пары открыточных мест, оскверненных убийствами, построен из каких-то гнилых досок, воткнутых в жидкую грязь, населяют его исключительно бандиты и колдыри. Нет, культурная столица, конечно, бывает мерзкой, но не настолько же.

В рамках же чистого жанра, на правах детективной шарады, «Девятая», фабульно напоминавшая о вечном сюжете про Джека Потрошителя, оказывается совершенно непримечательна. Убийца легко определяется банальным методом исключения: основных героев немного, навряд ли душегуб окажется человеком, нам неизвестным (а иначе как поддерживать у зрителя хотя бы иллюзию того, что он мог бы раскрыть дело раньше недотеп-детективов). Значит, просто сидим и ждем, пока Ростов и Ганин не переберут все варианты, дабы в финале понять, кто преступник, побегать за ним и спасти кого-нибудь в самую последнюю секундочку. Чтобы заслужить сравнения с акунинским циклом о Фандорине, авторам «Девятой» не хватает ощущения эпохи, въедливости, энциклопедичности, знания фактуры; чтобы сойти за эпигона ричиевского «Шерлока Холмса», фильму недостает по-настоящему замысловатого злоумышленного преступления. В то же время «Девятая» нарушает собственные правила: поначалу разоблачив Оливию и ее трюки для легковерных, герои вдруг понимают, что волшебство работает, а значит, в мире фильма магией можно теперь оправдать что угодно, и классическое расследование видится попросту бессмысленным. Кстати, так в итоге и происходит — Ростов с Ганиным ни о чем не догадываются заранее, им просто крупно везет.

В самом конце, вследствие тотального творческого бессилия, авторы «Девятой» (в меньшей степени виновен режиссер, в большей — продюсеры, решившие довести фильм, как они думали, до ума) применяют настоящий аутотренинг, чтобы создать ложное впечатление у разочарованного зрителя. Герой Лысенкова встает перед камерой и говорит что-то в духе: «Может, мне и дальше рассказывать свои истории? Вам же понравилось? Да? Понравилось?» Самое обидное, что этот наспех начерканный кинокомикс и псевдодетективный наивняк, скрепленный для маневренности трехгрошовой мистикой, претендовал на то, чтобы изобрести новую интонацию для общения с утомленным массовым зрителем в России. Надо думать, что случайный посетитель, попавший на сеанс «Девятой», окончательно уяснит для себя, что рисковать и ходить на отечественное кино не надо и что у нас только такой арт-мейнстрим — напьемся и лежим.