Интервью с ведущим актером хоррора «Демон внутри» Брайаном Коксом

«Демон внутри» отнюдь не первый хоррор в вашей фильмографии. Как вы относитесь к фильмам этого жанра?

Я люблю некоторые из них. Хоррор – такой жанр, что его хорошие представители очень хороши, а его слабые представители просто ужасны. Мне повезло сняться в паре удачных хорроров, а «Демон внутри» – не просто лучший хоррор из всех, над которыми я работал, а один из лучших фильмов во всем жанре. У него превосходный сценарий, написанный двумя очень талантливыми авторами, Иеном Голдбергом и Ричардом Нейнгом. В нем есть все, что любят поклонники жанра, – неожиданные сюжетные повороты, клаустрофобная атмосфера… Герои не могут спрятаться, не могут сбежать. Они вынуждены столкнуться с кошмаром лицом к лицу. Мы с большим удовольствием снимали наш фильм – в том числе потому, что у нас был замечательный режиссер Андре Овредал. Его предыдущая картина, снятая в Норвегии, называлась «Охотники на троллей». Хотя это была довольно скромная независимая лента, ее заметили во всем мире. Попомните мои слова – Андре далеко пойдет. Он готов к большим проектам.

Каков сюжет вашей картины?

Это история семьи коронеров. То есть патологоанатомов. Врачей, которые вскрывают трупы и определяют причину смерти. Они не первое поколение занимаются этим делом. Кажется, это их профессия уже около сотни лет. Главные герои – отец и сын, Томми и Остин Тилден. Они работают в провинциальном морге. Они только что потеряли мать, и скорбь еще свежа в их памяти. Младший Тилден сомневается, что должен продолжить отцовское дело, а вот у отца, моего героя, никаких сомнений нет. Однажды полиция приезжает на место преступления, где было убито несколько человек. Помимо этих тел полицейские находят тело молодой женщины. Она мертва, но на ней нет следов насилия. Она была наполовину закопана в подвале. Полиция не знает, что и думать. Тело привозят к Томми Тилдену, чтобы тот вместе с сыном разобрался в случившемся. Герои начинают вскрытие, попутно обсуждая свои семейные проблемы. Но чем больше они узнают о трупе, тем более загадочным он оказывается. Наконец, они осознают, что в тело вселился демон. И в этом, собственно, заключается хоррор – в том, как одержимость проявляется, и что случается в морге, когда потусторонние силы дают о себе знать. Это очень страшное кино. Поверьте – очень страшное.

Судя по вашим словам, это все же в первую очередь семейная драма. Хоть и снятая как хоррор. Ведь в центре событий находятся отец и сын, и их сложные отношения играют большую роль в сюжете.

Безусловно. Вы попали в точку. Когда я прочел сценарий, мне сразу понравилось, как в фильме соединены два этих жанра. Это и мистический хоррор, и психологическая драма. Причем мы исследуем не только то, как наши герои относятся друг к другу, но и то, как на них влияет их работа. Будем откровенны – все время работать с трупами вредно для психики.

У нас был консультант, профессиональный коронер, который объяснял нам тонкости профессии. И это был очень странный тип. Мы думали, что коронеры носят медицинские перчатки и маски. А он сказал нам: «Нет, мы ничего этого не делаем. Мы работаем голыми руками». И его отношение к телам было довольно пренебрежительным. Для него это были просто трупы. Он не видел в них бывших людей. Честно говоря, это было пугающе. «Мы вскрываем тела вот так, отсюда вываливаются внутренности». Для нас это жутко, а они к этому привыкли. Я довольно брезглив, и поначалу мне было тяжело играть человека, который спокойно к такому относится.

Впрочем, куда хуже было Олвен Келли – молодой актрисе, которая играла покойницу. Ей надо было неделями лежать голой на прозекторском столе и изображать труп. Она научилась так незаметно дышать, что порой мне казалось, что она в самом деле умерла. Это было страшно даже без всяких демонов! Но со временем я начал воспринимать ее как часть бутафории. Я всего лишь играл патологоанатома, но даже меня задели те изменения в психике, которые происходят, когда работаешь с телом и игнорируешь душу. Это сильный удар по сознанию, и он меняет человека, хотя это не всегда сразу заметно. Есть такая английская пословица: «Близкое знакомство порождает презрение», и она тут вполне подходит. Чем ближе ты работаешь с трупами, тем хуже ты к ним относишься.

Почему мертвую девушку играла актриса? Разве нельзя было использовать реалистичный манекен?

Живой человек всегда убедительнее манекена. А компьютерная графика всегда смотрится так, будто играешь в видеоигру. Она может быть красивой, но не по-настоящему правдоподобной. Когда человеческая плоть показывается крупным планом, зрители могут распознать подделку. Настоящая кожа, настоящая кровь, настоящие ногти, настоящие брови, настоящие зубы – ничто не может их заменить. И если вы хотите напугать зрителей мертвым телом, вам нужен в кадре реальный человек. Кроме того, Олвен было что играть. Она не лежала абсолютно неподвижно. И было бы трудно создать манекен, который бы справился с такой ролью. Впрочем, даже когда она была неподвижна, она все равно играла. Играла отсутствие жизни. Это создавало иное ощущение, чем если бы в кадре был манекен. Само ее присутствие на площадке имело художественное, духовное значение. Бутафорский труп не может присутствовать, не может быть частью игрового рисунка картины. Это было существенно для постановки.

Как вы получили роль в «Демоне внутри»?

Мой агент прислал мне сценарий. Я тогда готовился сниматься в английской комедии «Сиделка». Мне сказали, что продюсеры надеются, что я соглашусь сняться в «Демоне внутри» и что картина будет сниматься в Англии, хотя ее действие происходит в Америке. Я встретился с режиссером Андре Овредалом, и мы тут же нашли общий язык. Я сразу понял, что это талантливый постановщик, у которого есть четкое видение проекта. Он не рисует раскадровки, но весь фильм у него в голове. Когда мы играли, он всегда точно знал, как нас нужно снимать. Так что мне захотелось с ним поработать. Кроме того, меня захватил сюжет фильма. И мне хотелось снова сняться в хорроре. Последний раз я снимался в таком кино в 2007 году. Это был «Кошелек или жизнь» – скромная независимая картина. Мне нечасто предлагают подобные роли, и я не хотел упустить свой шанс.

Как характерный актер, вы нечасто получаете главные роли. Вам нравится их играть или вы все же предпочитаете яркие образы второго плана?

Конечно, интересно быть в центре картины, быть ее основным персонажем. Знаете, в последнее время я все чаще играю такие роли. Когда я преимущественно играл в театре, я был ведущим актером. Но когда я решил всерьез заняться кино, я смирился с тем, что буду характерным актером. Да я и не хотел быть ведущим актером в кино. Кажется, я мечтал об этом, когда был молод, красив и сексуален. (Смеется.) Но когда я стал старше, я перестал об этом мечтать. Я не раз видел, как карьеры ведущих актеров ломаются, когда их фильмы проваливаются в прокате. По-моему, это неправильно, нельзя в таких случаях во всем винить актеров. Но так уж устроено финансирование кино. И я никогда не хотел такой ответственности. Я хотел сохранить свою работу! (Смеется.) Когда я начинал в театре, я играл небольшие роли, и только потом начал получать ведущие роли. И когда я в 50 лет переключился на кино, я решил, что вернусь к своим корням и не буду нести ответственность за судьбу картин. Конечно, слава приятна, но она капризна. Кроме того, мне не нравится культ знаменитостей, и я не хотел бы быть по-настоящему знаменитым. Я не хочу, чтобы СМИ следили за каждым моим словом и поступком.

Вы сказали, что в работе над фильмом участвовал профессиональный коронер. Он помогал вам готовиться к роли?

Да, и он был очень эксцентричен. Как я уже сказал, эта профессия дурно влияет на людей. Эмиль Хирш, игравший Остина, как настоящий американец, побывал в морге Лос-Анджелеса. Он рассказывал, что видел там сотни тел. Я бы такого зрелища не выдержал. Так что я готовился к роли с помощью нашего консультанта и моего воображения.

Актеры, которые играют в хоррорах, порой говорят, что самое сложное в их работе – не рассмеяться во время съемок. Ведь то, что на экране кажется страшным, во время съемок может выглядеть смешно и нелепо. У вас было такое чувство?

Конечно, были смешные моменты, и мы неплохо проводили время на съемках. Но в целом – нет. Это напряженное кино, и обычно нам было некогда смеяться. Съемки требовали сосредоточенности, это была физически трудная работа. Кроме того, это весьма атмосферный проект, так что испугаться было проще, чем засмеяться.

Как вам работалось с Андре Овредалом?

Как я уже сказал, я сразу понял, что это талантливый постановщик, и я не ошибся. По-французски режиссера называют réalisateur, «реализатор». И Андре именно реализатор – человек, который берет идею и воплощает ее в жизнь, контролируя каждую деталь съемочного процесса. Он очень спокойный человек – кажется, он лишь однажды повысил голос, когда была какая-то техническая проблема с камерой. Но даже тогда он не потерял контроль над собой и очень четко объяснил, что не так и как оно должно быть. И он много работал с нами, актерами, чтобы мы понимали его видение и знали, чего он от нас добивается.

Вы много работали с американскими и британскими режиссерами. Овредал – норвежец. Он как-то от них отличался?

Да. Не могу определенно сказать, чем именно, но отличия определенно были. От работы с ним было другое ощущение. И это всегда интересно – работать с новым человеком, который привносит что-то свое, что-то уникальное, а не делает все так же, как его коллеги.

В своей карьере вы не раз играли российских персонажей – от Троцкого до Кутузова. Мы слышали, что это не случайность – вы любите Россию и любите здесь бывать. Чем вас притягивает наша страна?

Россия пережила много чудовищного в XX веке. Революция, война, советские репрессии, ранние 90-е… Но вы сохранили свою опору на культуру. Люди ходят в театры, ходят на концерты, ходят на выставки живописи. Простые люди, не только элита. На Западе все иначе. Культура у вас в крови. И ваши люди не просто потребляют культуру, они ее активно обсуждают. Такого нет больше нигде в мире. По крайней мере, на Западе. Во Франции есть что-то подобное, но там это удел интеллектуалов. А в России все чувствуют свою связь с высокой культурой. Мне это очень импонирует.