-- Сначала вопрос, который наверняка вам до смерти надоел. Известно, что этот фильм заказан государством…

-- C удовольствием отвечу. Да, «1612» сделан по госзаказу. И ничего плохого в этом я не вижу. Гауди собор Святого Семейства построил по госзаказу. Сикстинская капелла Микеланджело, рублевская «Троица» – госзаказ! Я просто привожу примеры – множество великих произведений искусства было сделано по госзаказу. Моцарт всю жизнь мечтал получить госзаказ! Более того, частный заказчик часто урезает свободу творчества гораздо сильнее. Попробуй-ка ему возрази! А государство… Да случись что, я в герои мог бы попасть, рассказывая страшные истории о том, как государство меня угнетало, – все критики кинулись бы мне слезы вытирать. Плохо то, что госзаказа долго не было. Его должно быть много, государство должно быть заинтересовано в том, чтобы молодые люди, посмотрев фильм, хотя бы в общих чертах узнали про Смутное время, которое для них – темное пятно.

-- Что конкретно вам заказали?

-- Меня попросили сделать фильм об этом периоде, рассказать про Смутное время. Условий не ставили, трактовок не навязывали – надо было сделать фильм, чтобы мы поняли, что празднуем 4 ноября. Мы решили не экранизировать генеральную историческую линию, а сделать авантюрную романтическую историю. Потому что невозможно экранизировать историю, не существует исторической правды.

-- Это как?

-- А вот так. Про Смутное время мало достоверных сведений. Есть факты, более-менее достоверные. Но нюансы варьируются. С тем же Лжедмитрием – совершенно точно, что он процарствовал около года и был убит. А вот как – неизвестно, то ли выстрелили им из пушки, то ли нет. Мы в фильме выстрелили – это образно и интересно. Мы снимали придуманную историю, которой оправили некоторые действительно случившиеся исторические эпизоды. Как с посланным на Русь иезуитом: действительно, был такой посланец Ватикана, который вернулся в Рим через семь лет настоящим русским батюшкой – в рясе и с бородищей. Такой сплав выдумки и реальности.

-- Вы сознательно сделали героиню эдаким сплавом из царевны Ксении Годуновой и Марины Мнишек?

-- Сознательно. Очень хорошо, что вы заметили. Вот женская судьбав те времена – Мнишек. Девушка из очень благородной семьи, выросшая во дворце, в роскоши, приехала в Россию, попала в жернова Смуты. Сперва – царица, потом мужа убили, потом ее унаследовал второй Лжедмитрий, Тушинский вор, от него она родила ребенка. После гибели второго самозванца попала к авантюристу Заруцкому, много лет скиталась с ним, прошла и огонь, и воду, и чем все закончилось? Все погибли, а четырехлетнего ребенка, которого все называли Ворёнок, повесили! Так что мы в нашем фильме еще все сгладили.

-- Польская пресса писала, что вам заказали снять картину о том, как поляков выбили из Кремля, и все ждали антипольского фильма.

-- Да, я знаю, меня режиссер Кшиштоф Занусси информировал постоянно.

-- И как складывались отношения с поляками? Легко ли они согласились сниматься – ведь у вас в фильме довольно много польских актеров?

-- Никто не отказался. Я всем прямо говорил: «Я вас приглашаю, чтобы не было этих совершенно ненужных для кино разговоров». Снять антипольскую картину – это глупо. Я этим никогда бы не стал заниматься. Хотя бы для того, чтобы не потерять дружбу с Кшиштофом Занусси или Даниэлем Ольбрыхским.

-- А не переусердствовали ли вы в боязни кого-нибудь обидеть? И татарин замечательный, и поляки, единственный негодяй действует в личных целях, желая влезть на престол. Вы не боитесь, что вас обвинят в лакировке действительности, ведь Смутное время было чем угодно, только не периодом дружбы народов?

-- Подождите, а вот фильм «Пираты Карибского моря» – лакировочный? Это вопрос жанра. Я считаю, что мы выбрали правильное направление. Если бы я снимал приближенный к исторической правде фильм – с суровой правдой жизни, кровью и грязью, – его бы не смотрели.

-- Как бы вы отнеслись к утверждению, что сняли фильм-фэнтези?

-- Да нормально. Более того, изначально я хотел сделать его более фантастичным, добавить элементов фэнтези – это язык, понятный аудитории. Вот в ту квазиправду, о которой мы говорили, может быть, и не врубились бы – им было бы скучно. А вообще для меня важно как раз то, что мне принес наш консультант Александр Кибовский – тексты плачей Ксении Годуновой. Может быть, именно из моего фильма молодежь узнает, что Ксения Годунова считается первой русской поэтессой.

-- Что для вас значит Смутное время?

-- Отсутствие законной власти. Когда мы пришли к этой формулировке, родился образ пустого трона. Этот миф о спасшемся царевиче Димитрии – он в народе зародился, это не пиар-акция. Им уже потом воспользовались. Страшно: пресеклась династия, нет Богом данной власти – вот и затосковал народ.

-- У нас очень долго не снимали историческое кино…

-- Настолько, что разучились это делать.

-- …а вот в этом году как прорвало – «1612», «Монгол» (2007), «Слуга государев» (2007), несколько проектов в работе – тот же Лунгин снимает про Ивана Грозного. Это случайность или назрело?

-- Плохо, если случайность. Лучше, если закономерность. Еще лучше, если это войдет в привычку, потому что ничего плохого нет в знании собственной истории. Но, думаю, это вызрело, слава богу.